Если удастся найти виновника, это не сильно повредит.
За последние две недели клиенты приносили нам истории, которые можно условно отнести к историям о горе, которого не произошло. Однако некоторые истории можно объединить под другим ключевым словом: словом «вина». Я также иногда чувствовал себя подавленным. И логически мне кажется, что все почти ясно и по поводу этого, и по поводу другого, и по поводу третьего. Это не только на уровне логики. Но небольшой части головоломки не хватало. Причем не хватало не конкретной истории, а его самого.
Некомфортно слишком долго вариться в этой двусмысленности. Я жду, что что-то потихоньку начнет вылезать из всей этой безвестности. Гораздо проще, когда сразу видны четкие контуры и все можно назвать и идентифицировать. И даже если это неправильно. И даже если это было неточно. Но поскольку меня сейчас нет, я больше не тушу, я готовлю.
Я вспомнил меланхолию и печаль дедушки Фрейда. И о том, что депрессия — это неспособность дать развернуться процессу горя. А еще о том, что депрессия – это агрессия, обращенная внутрь себя, а не в сторону неподходящего мира. И даже о том, что я даже не могу начать работу горя из-за своего нарциссического процесса: «Я что-то потеряла, и это уже не мое, это вне моей власти». Не правда ли?»
И теперь вроде бы все ясно. Но это неясно. Потому что оно не пережарено. Подобно формуле, написанной на доске, она выглядит простой, но почему-то ничего не значит, оставаясь набором цифр, символов и традиционных единиц, которые больше не отражают знакомый процесс.
В общем, я пошел к директору для ясности. Речь идет не только о переноске сумки. Я прихожу и говорю: «Я ничего не понимаю в этой твоей печали.» Снова вспоминается дедушка Фрейд, его же произведения рассортированы по полочкам, подбираются происшествия на эту тему… Стало краше. И становится еще яснее, что делать и как к этому подойти. А как насчет формулы на доске.
Я пришла на терапию, разгневанная этим вопросом. Сначала показалось, что она пришла с кем-то другим, но потом вдруг сказала: И я не понимаю себя. И вообще.” «Почему мы не можем просто взять его домой и дать ему сгореть? Что это за бред? Впасть в горе можно случайно, через резонанс с кем-то или через случайно обнаруженный телесный процесс, но как-то И почему не по спонтанному решению?Не говорите о дедушке Фрейде.Не надо говорить о протоколах.Это не помогает пониманию.И это должно было быть понятно и раньше.Вроде бы оно куда-то пропало,и я не могу достать его обратно уже нет!» – сказал я сердито, и это было тоже интересно и волнительно и иногда больно, но так и не стало ясно, стало ли.
Я случайно перевёл тему. Я вернулся к своему первоначальному гештальту. Там любое желание в идеале должно быть либо исполнено, либо неисполнено, и в этом случае необходимо выжечь невозможность исполнения. Иначе вы не будете знать, куда приведет вас это стремление, направленное на исполнение своих желаний. И вдруг, если вы отправите его не по тому адресу, оно внезапно материализуется. Вроде бы все ясно. Но это по-прежнему похоже на эту дурацкую формулу: просто комбинация цифр и букв.
Мне напомнили о прекрасных стадиях горя, которые идеально вписываются в цикл контакта. И непонятно, как здесь распределить ответственность. Точнее понятно, но на уровне сухой теории. Мне это напомнило мою любимую теорию парадоксальных изменений, которая гласит, что изменения сначала требуют принятия. И даже понятно, почему существует вина. Потому что они чаще грешат, чем те, кого не принимают. Вроде понятно, но это пока на уровне сухой теории. Но это было очевидно изнутри, из меня самого. Оно было, но исчезло.
«Может быть, во мне что-то сломалось, и мне это не дано», — решил я про себя. И я решил, что отсутствие ясности не повредит моей работе и, возможно, сделает ее более понятной в целом.
А сегодня я стояла под душем, мыла голову, и мой младший ребенок, которому в сентябре этого года исполнится 7 лет, сказал мне, что все-таки все специалисты советуют ему еще годик остаться в детском саду и не ходить в школу всей группой. Я подумал, может быть, он это делал. Кажется, нет ничего страшного в том, чтобы продлить детство на год. Похоже, теперь это будет становиться все удобнее и удобнее. Но детям будет сложно. Он всегда будет стремиться всех во всем превзойти, тогда все пойдут в школу раньше него. Всякий раз, когда я пыталась поговорить на эту тему, он тут же заливался слезами.
Моя средняя дочь рассказала мне, что я однажды плакала, и сказала, что сожалеет, что не заставила ее подождать еще год, и что собирается поделиться своим опытом с младшим братом. А старшая, у которой много общего с младшим, говорит, что понимает его. А на днях он даже сказал мне: «Вы были хорошим учеником с синдромом отличника, но представьте, что было бы, если бы у троечника развился синдром отличника».
Я знаю, что значит быть троечником с синдромом отличника. Я знаю очень хорошо. Я помню сам. Зная это, я не могу пожелать этого своему ребенку. Но почему-то у меня оно вырастает вот так. Трудно не заметить, как тяжело это приходится маленьким людям. Однако он старается оставаться незамеченным. И это тоже результат моей несостоятельности как матери. Вот я и думаю обо всем этом, пока мою голову. Я так думаю и начинаю винить себя. «Какая я мать?» «Что мне делать?» и т д в том же духе. Иногда часть меня робко пытается оправдаться, объясняя ресурсы, ситуацию, неспособность в данный момент поступить по-другому… Люди, которые ругаются изо всех сил, не интересуются оправданиями.
В какой-то момент в игру вступает своего рода наблюдательная часть. “Зачем тебе сейчас пытаться съесть себя? Ради чего?” – спрашивает она. Лучший способ понять, почему необходимо то или иное действие, — остановить его. В этот момент прекращения все стало понятно – перестав раздувать чувство вины, я почти мгновенно впал в такую же печаль, и был где-то и по крайней мере готов сдаться. О том, как он упал на дно, чем дольше он был там. Что еще более важно, избавьтесь от этого ребенка, а не только от него.
Я давно поняла, что на уровне логики проще и легче быть грешной матерью, чем какой-то матерью, которую я обозначила как «плохая мать». Более того, это чувство вины меня часто беспокоило. Вина включает в себя возмещение ущерба, но когда она достигает огромной суммы, даже нескольких собственных жизней недостаточно.
На логическом уровне я давно понял, зачем необходимо чувство вины. Сегодня ясность приходит на уровне тела, на уровне эмоциональных переживаний. Это не просто часть головоломки, это совершенно новая часть опыта.
Вина – это способ избежать попадания в болезненные места. Как способ не стать невыносимым человеком.
Вот почему иногда нам нужно чувствовать себя виноватыми. Так как же мы можем предотвратить разворачивание работы горя и принятия.
Во время написания этого текста было несколько пауз, где я сначала делал одно, а потом другое. Сейчас я даже рада, что не закончила это так быстро. Потому что в какой-то момент процесса я вспомнил слова, которые были адресованы мне в первые два дня обучения на втором этапе. Это было как раз в то время. Вот почему ты так живешь. «Мне очень хотелось кричать в ответ, что я не понимаю, как это сделать, что это значит, почему я не могу этого сделать, как понять, через что я прохожу. Эти вопросы остались без ответа. А когда я приблизился к теме, то так нервничал, перематывая, повторяя еще несколько раз, что не успел задать вопросы. В то же время где-то в глубине души мне хотелось поговорить. Чтобы доказать, что я жил там и всё пережил. Может быть, и не в других, но не в этом случае. У меня нет выбора.
- Хотите связаться со мной?
