Человеческая жизнь состоит из лиминальных состояний (переходных состояний) и относительной стабильности. Когда все бури утихают, он чередует состояния тревоги от натиска перемен и спокойствия от прохождения испытаний.
Только пограничные личности всегда находятся в пределах этого порога:
Какие награды ждут меня в прошлой жизни?
Что станет со мной после прохождения этого переходного периода в моей жизни?
Нравится ли мне то, что я чувствую и вижу?
Трудности принятия пограничного диагноза связаны с тревогой из-за негативных последствий предвосхищения этих вопросов относительно будущего и будущего развития личности.
Более того, текущая задача пограничников всегда состоит в том, чтобы просто дождаться ответов на эти вопросы. Потому что жизнь переменчива. Для пограничника даже небольшие перемены в жизни огромны и радикальны, потому что это означает, что ему самому необходимо полностью измениться, а значит, возникает смутная идентичность.
Для других жизнь строится вокруг их идентичности, но у пограничников нет постоянной идентичности, что делает невозможным построение какой-то стабильной жизни.
Смена увлечений, интересов, партнёров, бесчисленное количество влюблённостей, финал всегда печальный – либо сам пограничник принижает партнёра, либо партнёр не выдерживает воздействия изначальной идеализации пограничника и чрезмерно идеализируется им. – Нуждается и уходит.
Все это вызывает серию циклов ретравматизации, и болезнь полностью поглощает человека.
Невозможно сделать так, чтобы маргинализированные люди перестали быть маргинализированными.
Но можно заменить тревогу ожидания радостью ожидания. Такие изменения находятся в пределах возможностей большинства психотерапевтических и психологических подходов и не предназначены для коррекции пограничной личности. Ведь как можно исправить то, чего нет? С этой двусмысленностью на границе терапевты борются; такие понятия, как «трудные пациенты» или «определенные пациенты», уже давно введены в мировую практику»…
Но если смутная и непостоянная личность пограничника не позволяет сосредоточиться, то почему бы не сконцентрироваться на вещах, постоянных и неизменных для всех пограничников? Проблема, которую можно решить несколькими способами, методами и приемами?
Погрузитесь в личные границы пограничных пациентов, изучая их важные аспекты и обучая принципам упреждающего ожидания, предвкушения интересных изменений и любопытства, а не страха.
Этому можно способствовать, если признать, что если пограничный пациент переживет ад лиминальных тревог и страхов в детстве/юности и подростковом возрасте, он будет лучше подготовлен к тому, чтобы справиться с ситуацией во взрослом возрасте, осознавшем неоднозначную природу своей личности.
Мне поставили диагноз ПРЛ в 38 лет.
До 27 лет я с детства жил в аду. Я думала, что я либо проклята, либо мне порча, невезение, карма, венец безбрачия, я испорчен, ничего.
В 27 лет я решил изучить свой внутренний ад только для того, чтобы признать, что не могу его избежать. Кстати, это было спровоцировано панической атакой, поэтому я буквально не мог выйти из дома, не закипая в голове.
После принятия в моей жизни появились и стали увеличиваться в продолжительности яркие и продуктивные периоды. Хотя я не знаю своего диагноза.
Темные и трудные времена стали яснее, и я понял, что их можно избежать. Даже если вы не самоуничтожитесь, они пройдут.
В 30 лет он начал получать психологическое образование – психологию, сексологию и клиническую психологию. Она также сама стала пациенткой психотерапии.
Долгое время мне казалось, что эксперты не слышат и не видят меня настоящего. Лишь в конце я получил свою гипотезу о моем пограничном расстройстве, а затем получил ее подтверждение. Возможно, это звучит странно, но диагноз принес мне колоссальное облегчение. Как будто я сразу узнал ответ на самый болезненный вопрос в моей жизни.
- Хотите связаться со мной?
