Сегодня я хочу сказать нечто пугающее, но сначала немного предыстории.
Жил-был американский психоаналитик по имени Гарольд Стерн. Кстати, у него есть замечательная книга под названием «Кушетка». В субботу состоялось собрание в его память. Его название — «Чтения Гарольда».
Среди прочего на конференции были представлены доклады о двух психоаналитических случаях. В первом случае речь шла о ребенке с аутизмом, а во втором — о ребенке с шизотипическим расстройством личности.
Интересно, что оба случая были успешными, но вместо того, чтобы документировать ход лечения, наблюдающие психиатры признали, что их первоначальный диагноз был неверным. О чем это мне говорит? Хотя психиатры считают, что психическое заболевание — это факт, мы ничего о нем не знаем. И в лечении доминирует теоретическая основа, а не индивидуальная личность.
Еще один интересный доклад касается нейропсихологии. Я думаю, это важный момент: нейропсихология больше похожа на обучение, которое необходимо, но в ней также отсутствует личностная ориентация. Еще более необычным является то, что отчет был прочитан бывшим нейропсихологом, вернувшимся к психоанализу.
Хорошо, теперь перейдем к делу. Я работал с больными шизофренией трижды. Невозможно с уверенностью сказать, что эти заболевания можно вылечить. Можно сказать, что мы можем попытаться им помочь, и эти попытки дали ощутимые результаты. Эта работа очень сложная, потому что находиться в этом пространстве и полностью присутствовать в нем – это все равно, что держаться за камень в горном ручье, в то время как течение постоянно пытается сбить тебя с ног и унести. Трудность как раз и заключается в том, чтобы присутствовать — полностью и погруженно в происходящее. Это существование не предназначено для постановки диагнозов и назначения лекарств, и не для следования алгоритмам. В нем рассказывается история взаимодействия двух умов, каждый из которых пытается перетянуть другой на свою сторону. Это битва между психозом и нашим нормальным мышлением.
Ниже приведен отрывок из книги «Дневник женщины-шизофренички». Это отрывки из реального дневника, написанного больным шизофренией во время лечения. К сожалению, существует мнение, что безумные не знают о своей болезни и поэтому не страдают от нее. Однако некоторые случаи свидетельствуют о том, что это не так. Побег от безумия — не лучшее убежище.
Ощущение нереальности происходящего стало настолько сильным, что даже мама больше не могла с нами общаться. Некоторое время моей главной жалобой было то, что эти вещи «мучают» меня и делают несчастным. Однако эти твари ничего особенного не делали, не нападали на меня и не разговаривали со мной. Одно их присутствие заставляет меня говорить, что они «пытают» меня.
Я чувствовал, что предметы отделены друг от друга, изолированы от всего окружающего, гладкие, как образцы горных пород, яркие и напряженные, и они наполняли меня огромным страхом. Например, если я смотрю на стул или какой-то контейнер, я уже не думаю об их назначении и функции. Это уже не емкость для воды или молока и не стул для сидения. Нет! Все они утратили свои названия, функции и значения и стали просто «вещами». Эти «вещи» начали «существовать». Но их «существование» приводит меня в ужас. В нереальном ландшафте, в слепой тишине моего восприятия внезапно появлялась «вещь». Например, прямо передо мной стоял глиняный горшок с нарисованными на нем синими цветами, насмехаясь надо мной своим присутствием, самим своим существованием. Я отвел от него взгляд, пытаясь развеять свой страх, но затем мой взгляд упал на стулья, затем на стол, которые тоже существовали и доказывали свое существование. Я попытался вырваться из их хватки, произнося их имена. Я сказал: «Стул», «Кувшин», «Стол», «Это стул». Но слова оторвались от своего значения, они настолько отделили от себя объект, что, с одной стороны, возникает «существо, смеющееся надо мной», а с другой стороны, его название утратило свой смысл, словно конверт, из которого вытряхнули содержимое. Я не мог никак связать их воедино и все равно стоял перед ними, полный страха и ужаса. Тогда я начал жаловаться: «Эти вещи меня мучают! Я боюсь!» Когда меня попросили пояснить, меня спросили: «Этот кувшин, этот стол, вы видите их живыми?» Я ответил:
«Да, они живы». Все, включая врача, согласились, что в моем восприятии эти объекты были такими же, как люди, и что я слышал, как они разговаривали. Но это не так. Их жизнь — это всего лишь их существование, их бытие. Чтобы отпугнуть их, я закрывал голову руками или прятался в углу. Я был в периоде невероятного волнения. Все двигалось, двигалось и смеялось надо мной. Мне показалось, что люди на улице сошли с ума, бесцельно бродят, натыкаясь друг на друга и на предметы, более реальные, чем они сами. В это же время я получил заказ от системы. Я не мог слышать их так, как если бы это были настоящие звуки. Но их слова были столь величественны, что казалось, будто они были произнесены громким голосом. И вот однажды, когда я печатал, внезапно, когда я меньше всего этого ожидал, какая-то сила, не мой собственный порыв, а словно приказ, велела мне сжечь свою правую руку и поджечь дом, в котором я находился. Я сопротивлялся этим приказам изо всех сил. Я позвонила маме и рассказала ей, что мне велела сделать система. Она успокоила меня спокойным голосом и сказала, что мне следует слушать ее, а не систему, и если система слишком сильно напрягает меня, то мне следует обратиться к матери. Эти слова меня очень успокоили, но, к сожалению, лишь временно.”»
- Хотите связаться со мной?
